«Лав – из» (сборник) - Таня Малярчук

Он танцует – она сидит на табуретке в углу комнаты и наблюдает. Сложив руки на коленях. Задумчиво склонив голову.

Он время от времени ловит в зеркале ее взгляд. Сбивается и начинает сначала.

Жучка умиротворенно дремлет возле табуретки, иногда просыпаясь, чтобы издать долгий, пронзительный вой.

– У вас все блестящее. Даже туфли, – вдруг говорит Антонина Васильевна.

Виктор делает вид, что не слышит, но тем не менее, будто между прочим, бросает взгляд на свои туфли. Обыкновенные лакированные мужские туфли для танцев. Пожимает плечами и продолжает танцевать.

Синяя атласная сорочка намокает от пота на спине и в подмышках.

Проходит час – он танцует без перерыва. По нескольку раз повторяет одни и те же движения. Кружится. Делает махи ногами – то одной, то другой, то вверх, то в сторону. Вращает тазом.

– Вы вертите задницей похлеще, чем какая-нибудь… продажная женщина, – снова подает голос Антонина Васильевна.

– Вам не нравится?

Антонина Васильевна немного медлит с ответом:

– Ну, не знаю. Просто это выглядит неприлично.

– Танец – это всегда неприлично.

– Когда-то я танцевала в народном ансамбле. Там все было прилично. Я имею в виду – мы не вертели задницами.

Виктор ничего не отвечает. Антонина Васильевна смущенно потирает пальцы.

– Но я недолго танцевала. Руководительница ансамбля сказала, что я не подхожу. Сказала, что слишком толстая. Хотя сама она весила не менее ста килограммов.

Жучка сонно поднимает голову и скулит.

– Извините ее, – оправдывается Антонина Васильевна. – Жучка редко слушает музыку. Она больше любит читать.

Надя – закадычная подруга Антонины Васильевны – приходит два раза в месяц, чтобы выпить чаю и проверить, все ли в порядке. Антонина Васильевна физически чувствует, когда Надя собирается к ней прийти. Так гипертоники предчувствуют смену погоды.

– Надежда! Какая неожиданность! – восклицает Антонина Васильевна.

Надя стала Надеждой очень давно – во времена своей молодости она всегда напевала песню «Надежда – мой компас земной».

– Как поживаешь? – Надя быстрым шагом заходит в гостиную, усаживается в кресло возле окна и глубоко и шумно вздыхает. – Ну, рассказывай, – говорит.

Антонина Васильевна заранее знает весь сценарий. Она присаживается на тахту рядом с Надей.

– А что рассказывать? Все по-старому.

Надя только того и ждет.

– Умерли Артемов и Болеславский. Артемов от инфаркта, Болеславский от сахарного диабета.

Антонина Васильевна смутно припоминает Артемова и Болеславского.

– Заметь, – продолжает Надя, – умирают одни мужчины. Одни мужчины.

– По статистике так и положено, – поддерживает разговор Антонина Васильевна.

– При чем здесь статистика, Антонина! Мужчины умирают по двум причинам. Во-первых, их заедают жены, как, например, Артемова. Па-думать только! Ведь был здоров! Спортом занимался! Вторая причина – алкоголь и неправильный образ жизни.

Надя прошивает взглядом комнату в поисках компромата. Надя все знает и везде успевает. Надя – секретарь Бога на земле.

– Может, чаю, Надежда?

– Давай. Только не забудь – две ложки сахара. Не понимаю, как можно пить чай без сахара.

Они переходят в кухню. Надя бесцеремонно заглядывает в холодильник и в мусорное ведро, а Антонина Васильевна делает вид, словно этого не замечает. Все идет по сценарию.

– А что у тебя нового? – спрашивает Антонина Васильевна, заливая кипятком заварку в чайнике.

– Да так, организовываю понемногу социальную жизнь.

– Социальную жизнь?

– Представь себе. Дискотека. В пятницу. Ты обязательно должна прийти.

Антонина Васильевна смеется.

– Надежда! Что ты придумала?! Какая дискотека?!

– Да ты мне еще благодарна будешь! – Надя обиженно надувает крошечные выцветшие губки. – Три месяца место выбивала! И вот – живая музыка, мужчин и женщин поровну, мужчин даже больше…

– Мужчины же все поумирали…

– Антонина, не ехидничай! Все знакомые просто в восторге. Даша Мечникова специально себе новый наряд купила. Бабы готовятся по полной программе. Завивки, омолаживающие маски для лица…

– Ты сдурела, Надежда.

– Тю на тебя! Чего это я сдурела?! Ты думаешь, если шестьдесят лет – так надо сложить на груди руки и дожидаться смерти?! А здесь – реальная возможность найти себе на старость мужичка.

Антонина Васильевна от волнения даже вскакивает со стула.

– Да на кой черт он мне сдался, у меня что, крыша поехала?! Всю жизнь сама обходилась.

– Не кричи, Антонина, – Надя складывает ладони, словно собираясь молиться. – Я вот что тебе скажу. В старости мужчина даже больше нужен, чем в молодости. В молодости чих-пых, сама туда-сюда – и хорошо. А к старости хочется, чтоб кто-нибудь рядом был. Не мне тебе это говорить. Сама знаешь. Непонятно только, чего выкобениваешься.

– Пей чай, Надежда, а то остынет.

Некоторое время они молча пьют чай. Две черные вороны сидят на проводах за окном. Антонине Васильевне хорошо видны их мордочки с клювами.

Вдруг Надя, как гусыня, вытягивает шею, к чему-то прислушиваясь.

– Антонина, – гневно вопрошает она. – Как ты это терпишь?! Музыка так гремит, что аж люстра трясется!

Антонина Васильевна осторожно ставит чашку на блюдце.

– Я бы на твоем месте вызвала милицию!

– Я вызывала, – спокойно отвечает Антонина Васильевна. – Не помогает.

– Боже, что за молодежь пошла! Слушай, хочешь, я пойду туда и такое им устрою, что больше никогда музыки не захочется!

– Не надо, Надежда, я сама с этим разберусь.

– Всегда ты была такая, – Надя снова складывает, как в молитве, руки. – Слишком интеллигентная, чтобы себя защитить.

Надя в последний раз оббегает квартиру, что-то фиксирует в своей маленькой голове, причмокивая, и отправляется дальше на поиски новых сплетен и смертей.

– Смотри, Антонина, если не придешь на мою дискотеку – по гроб жизни обижусь. Не забудь – в эту пятницу. Я тебе еще напомню по телефону. Не хочешь мужчин, так хоть старых знакомых увидишь. А то сидишь, как хорек в норе.

– Слава богу, – бормочет себе под нос Антонина Васильевна, когда за Надей закрывается дверь.

Но покой к ней вернется не скоро. До вечера Антонина Васильевна будет напевать: «Надежда – мой компас земной».

Антонина Васильевна сначала даже не поняла, что происходит.

Она хорошо выспалась, у нее ничего не болело, ей ничего не снилось. Встав с кровати, как обычно подошла к окну. Удостовериться в том, что мир еще на месте. И он был на месте, но весь белый.

– Жучка, снег выпал, – тихо говорит Антонина Васильевна.

Жучка с радостным лаем вспрыгивает на подоконник.

– Теперь станет легче, – продолжает Антонина Васильевна. – Я люблю снег. Люблю зиму. Зимой все дети становятся детьми.

Антонине Васильевне ужасно хочется праздничных рождественских кушаний. Кутьи и вареников. И то и другое вместе. Одной ложкой кутью, другой – вареник. Антонина Васильевна сглатывает слюну. Она уже сто лет не ела этих вареников.

– Жучка, одевайся! Мы идем!

Антонина Васильевна настежь открывает шкаф с одеждой. Шкаф забит блузками, платьями и свитерами разных лет и фасонов.

Да, думает Антонина Васильевна, сегодня я надену все праздничное. Сегодня праздник.

– Виктор, я вас поздравляю, – торжественно произносит Антонина Васильевна.

– С чем? – лениво спрашивает Виктор.

– С первым снегом.

Антонина Васильевна нравится себе. Она стоит посреди зеркальной комнаты, разглядывая свой наряд со всех сторон.

– Я вас не узнаю, Антонина Васильевна, вы оделись как настоящий клоун! что за блузка?! что за юбка?! вы собрались в бордель?

Виктор наслаждается каждым своим словом. Око за око, думает он.

– А босоножки? На улице зима, а вы в босоножках. Антонина Васильевна, с вами все в порядке?

– Юноша, сегодня у меня очень хорошее настроение, и вам не удастся его испортить. Скорее наоборот.

– То есть вы МНЕ испортите настроение?

Антонина Васильевна пропускает его реплику мимо ушей.

– Мне пришла в голову гениальная идея, Виктор.

– Я уже ее боюсь!

– Ну зачем так сразу, – Антонина Васильевна присаживается на табуретку. – Вы мне нравитесь как раз за смелость.

Виктор выключает магнитофон.

– Понимаете, – начинает Антонина Васильевна, – меня всегда все боялись. Вы не спрашивали, а я не говорила – я почти сорок лет проработала в школе.

– Я должен был догадаться, – Виктор корчит важную гримасу. – Вы абсолютно неадекватны. Говорят, учителей со стажем не допускают свидетельствовать в судах. Слишком неуравновешенная психика.

– Молодой человек! Следите за своей речью!

Антонина Васильевна нервно ерзает на табуретке.

– Не стойте столбом. Присядьте, – говорит она.

Виктор опирается локтями на подоконник.

– В этой комнате одна табуретка, и вы ее заняли.

Он насмешливо улыбается, и Антонина Васильевна замечает, что ей это нравится.